Я подождал не одну минутку, а целых пять, и в конце концов услышал усталое:

– Алло. Егор?

Я поздоровался с журналистом и повторил свою просьбу, придав голосу побольше трагизма. Мой ход подействовал. Под диктовку я записал на листке, в какой клинике лежит Алла Львовна Сухова, и распрощался с невидимым собеседником. Но журналист с редким именем Мирослав не упустил своего – взамен координат Суховой он взял с меня обещание на двойное интервью, то есть он хотел провести беседу одновременно со мной и Суховой. По его мнению, это должно было весьма заинтересовать читателя. Я согласился – пусть беседует с нами, лично от меня не убудет.

Поездку я решил не откладывать в долгий ящик. Вечером, после того как мы с мамой посидели на кухне и съели торт, тем самым отметив все-таки мой необычный день рождения, я стал собираться в клинику.

– Ты куда это идешь на ночь глядя? – грозно поинтересовалась мама, сложив руки на груди.

– К той девушке, на которую напал оборотень, – ответил я, не соврав. – Хочу ее проведать. Мы друзья по несчастью.

– Ты серьезно говоришь или шутишь? – удивилась мама. – Ты что, успел все забыть? По городу ходит оборотень!

– Ма, я все прекрасно помню и знаю, – вздохнул я, зашнуровывая ботинки. – Но! Бомба в одну воронку дважды не падает. Шансов, что я снова встречусь с оборотнем, нет.

– А знаешь, у меня ощущение, будто это не ты с ним встретился, а он с тобой, – задумчиво проговорила мама.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился я.

– Сама не знаю… Но у меня какое-то странное предчувствие. Может, не пойдешь ты в эту клинику сегодня, а? – Мама предприняла последнюю попытку задержать меня дома. Она сильно не настаивала, потому что знала мой характер: если я что-то захочу, то непременно это сделаю. – Сегодня твой день рождения как-никак…

– Пойду, – твердо сказал я. – Мне надо с ней повидаться. Чего оттягивать?

– Но уже вечер. Наверное, часы приема посетителей закончились…

– Меня пустят. Вот увидишь.

И я ушел, не став медлить. Зачем тянуть до завтра, если можно съездить сегодня? Тем более, вполне вероятно, что Аллу завтра выпишут и ее домашний адрес мне будет раздобыть гораздо труднее, чем адрес клиники.

Я вышел на улицу и направился в сторону остановки, пройдя мимо моего окна, которого в общем-то и не было. Вместо него к остаткам рамы была прибита парниковая пленка. Стекло и раму нам еще не успели вставить. Неподалеку от окна валялась искореженная решетка. Видимо, оборотень очень сильный. Так согнуть решетку под силу не каждому… Что только с этой решеткой не делали! Ее и на камеру снимали, и фотографировали, телевизионные и газетные люди чуть драку за нее не устроили, и вот результат: она никому не досталась и так и осталась лежать на умершей до весны клумбе. Я даже засмеялся. На сырой земле я рассмотрел следы оборотня (с ними тоже какие только операции не проводили!) – они сильно напоминали отпечатки собачьих лап. Наверное, потому, что волки похожи на собак. Я не стал долго задерживаться возле следов оборотня и пошел к остановке.

Вопреки тому, что небо уже начинало сереть и на город спускался хмурый вечер, на остановке поджидало автобус довольно-таки много людей. Мне было неприятно, когда прохожие бесцеремонно заглядывали мне в лицо, показывали пальцем в мою сторону и шептали друг другу:

– Смотри, это же тот мальчик… его еще в новостях показывали.

– Ирка, ты узнала пацана или нет?

– И как только его не съел оборотень?

– А лицо-то, лицо какое наглое! Зазнался парень. Еще бы – знаменитость. Конечно, не каждому удается встретиться с оборотнем и прогреметь на весь город, – шептала какая-то женщина своей престарелой подруге.

Я хмыкнул в ответ на последнюю фразу. Интересно, что бы говорила эта женщина, оказавшись на моем месте? Что-то мне подсказывало, что она сейчас, скорее всего, в церкви свечки бы ставила, а не завидовала черной завистью…

Мне повезло, и нужный автобус подошел к остановке достаточно быстро. Я сел на самое заднее сиденье. Пока ехал, думал о своем и мимоходом разглядывал людей. В салоне было человек пятнадцать. Кто-то читал газету, кто-то – книгу, кто-то с головой погрузился в изображение на экранчике мобильного телефона, а некоторые просто клевали носом.

Размышляя о странном поведении оборотня, я и не заметил, как сам начал засыпать. Тяжелая дрема коснулась моих век. Автобус, окутанный густым туманом, который опустился на шоссе, мерно покачивался, у водителя в кабинке играла тихая музыка, за окнами уютно и успокаивающе мелькали пятна придорожных фонарей…

И вдруг тоскливый протяжный вой острым ножом резанул по сонной атмосфере. Я вздрогнул и очнулся. Сначала меня бросило в жар и тут же будто окатило ледяной водой. Сердце забилось с утроенной скоростью.

Те, кто дремал, тоже мгновенно проснулись. Девушка, сидевшая впереди меня, побледнела и вцепилась в своего спутника обеими руками. Все начали опасливо переглядываться и возбужденно переговариваться между собой.

– Тут неподалеку приют для бездомных животных, – проинформировал обеспокоенных пассажиров какой-то интеллигентного вида дядечка в очках и с жиденькой бородкой клинышком. – Наверное, это они воют в своих…

Не успел «интеллигент» договорить, как душераздирающий вой раздался снова. Только теперь в непосредственной близости от автобуса.

Все пассажиры повскакивали со своих мест и начали подсаживаться поближе друг к другу. Водитель выключил музыку и прибавил газу. Но его хитрость оторваться от преследования не удалась – вой в третий раз прокатился по улицам Холодных Берегов и обдал морозом наши сердца.

– Да что же это такое? – нервно произнесла бледная девушка, до сих пор не отпустившая спутника.

Ее вопрос остался без ответа.

Неожиданно на крышу автобуса что-то с оглушительным треском рухнуло. Железное покрытие даже прогнулось под его весом. Что начало твориться в автобусе – передать невозможно. Сначала все на мгновение замерли. Переглянулись. А потом завизжали на одной ноте. Страшная была паника! Водитель со страху затормозил, и автобус остановился.

– С ума сошел?! – крикнул ему «интеллигент». – Езжай давай, а не тормози!!!

Водитель часто-часто закивал и завел автобус. Мы поехали дальше.

Люди в суматохе бегали по салону и пытались выскочить в закрытые окна и двери. То, что прыгнуло на автобус, ходило по крыше и выло.

– Ййй-ууу! Уууууу! Ауу-ууу-ууу!

Женская половина пассажиров кинулась в истерику со слезами, повизгиваниями и подвываниями, мужчины с ужасом смотрели на потолок салона автобуса и матерились. А крыша прогибалась под тяжестью того, кто бегал по ней взад-вперед, и издавала не менее жуткий звук, чем вой.

Внезапно автобус остановился. Вернее, не остановился, а как будто уткнулся во что-то.

– Эй ты, возница! – на старинный манер возмутился бородатый. – Хватит тормозить! Дави на педали, не останавливайся!

– Это не я… – ответил до смерти перепуганный водитель.

– А кто?

– Не знаю. Автобус остановили.

И вновь на секунду в салоне повисло молчание. Прервал его снова женский визг.

Кто-то додумался позвонить с мобильного телефона в милицию.

– Не орите! – попытался установить тишину водитель. Не подействовало. И он прикрикнул: – Заткнитесь все!

Наконец в салоне наступила относительная тишина, сопровождаемая громкими шагами по крыше и протяжным воем.

На улице совсем стемнело, на небе взошла луна, а туман, появившийся к вечеру, сгустился еще сильнее. Свет фонарей, стоящих вдоль дороги, тревожно замерцал.

И тут мы увидели огромную размытую тень за окном. Раздался звон разбитого стекла, и в салон потянулись длинные волосатые лапы с внушительными когтями. Оборотень влез в автобус и посмотрел на нас – на жалкую кучку людей, дрожащих перед ним, – своими жуткими светящимися зелеными глазами. Он рычал и громко, с придыханием сопел. Из его громадной пасти капали вязкие слюни. Они тягучими каплями свисали с зубов, а затем падали на пол и растекались маленькими лужицами. Густая шерсть подметала собой пол, когти на лапах лязгали по металлической обшивке, скрежетали о разбитые стекла. Оборотень стоял в такой особенной позе, когда каждому ясно: он готовится в любой момент совершить прыжок.